стр. 1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  ...  12  13  14  15

Бестрепетнов курил, молчал. Кто-то умный внутри него говорил ему: это ничаво, барин, это ничаво.

- А теперь ты мне скажи, почему ты не женился на Тане? Сколько у вас это продолжалось? Лет семь? И все это время она ведь была для тебя практически единственной женщиной?

А и скажу, подумал Бестрепетнов. Никому не говорил, а теперь скажу.

- Её фамилия была Киперман, - сказал он. - А меня распределили в ящик. Это сейчас мы делаем видеомагнитофоны. А тогда-то мы делали что? Ядерные боеголовки.

- Господи, какой дурак! - сказала Лена и прижалась щекой к горячему песку.

Как это верно, подумал Бестрептнов.

- Ба!.. - раздался сверху голос. - Вовик!..

Эти хиппи... хотя какие хиппи в наше время! - эти хиппующие появились на Пляже еще вчера. Бестрепетнов издали их приметил и ещё подумал, что им-то на Пляже - самое место, самое, что ни на есть.

Он их приметил, а самого главного-то из них - и не узнал!

Я спросил:

- Ты чего опять пришла?

- Сопли тебе вытирать, - грубо ответила она.

Экая забота!

- А где серьгастый-педерастый? - спросил я.

- Придет, - сказала она. - Всему свое время.

- Ну, вам-то с ним - одно и то же?

- Это уж точно, умник.

Мы замолчали.

Я как-то давно сочинил пьесу, где обыгрывалась похожая ситуация. Там один человек жил себе и жил, а потом вдруг все бросил и уехал в горы, чтобы никого вокруг себя не видеть. Он поселился в какой-то хижине, жил скудно, работа его заключалась в том, чтобы содержать в относительном порядке тридцать километров линии связи, проложенной через дикие горы, и если не случалось стихийных бедствий, то не слишком обременяла его эта работа. Жил он так год, другой; в большом мире, который он оставил, все о нем забыли, и вдруг однажды к нему в хижину пришла женщина, похожая на эту вот. Он своей поехавшей от одиночества крышей подумал про неё невесть что, а она оказалась всего-навсего инопланетянкой и попросила у него кой-каких услуг для своей цивилизации. Небесплатно. В качестве платы за услуги...

Впрочем, зачем же я пересказываю пьесу? Может, я её еще доведу когда-нибудь до ума, и она увидит свет? Не буду пересказывать.

Просто ситуация, действительно, похожа. Приходит к человеку женщина и заставляет его чем-то поступиться. Выворачивает его наизнанку и пришивает на то место, где изнутри была жопа, новую бирку.

Похоже, что-то подобное должно произойти и со мной. Иначе зачем бы она пришла ко мне опять?

Только не инопланетянка она, не инопланетянка. Инопланетянки такими кругложопыми не бывают.

Если бы инопланетянка - как все было бы просто...

То-то и оно, что они - местные.

Они всю жизнь, всю жизнь ко мне шатаются, но все время разные. Первый, помню, пришел, когда мне было двенадцать лет. И, что характерно, тоже через балкон.

Мы тогда жили, правда, на третьем этаже. Всего-то. Я жарил картошку. Родители работали с утра до вечера, и мне вменялось в обязанности кормить обедом младшего брата, который в тот момент гонялся по двору в компании таких же маленьких кретинов и не подозревал, какая жизнь - тяжелая штука.

Кстати, с того самого моего золотого детства я терпеть не могу готовить еду. Вот и жру как попало. Так что мучиться мне когда-нибудь от язвы. Если доживу до этого радостного времени.

Я жарил картошку, и вдруг балконная дверь отворилась, и в кухню вошел черный мужик. Как мне стало страшно - слов таких нет в русском языке, чтобы передать, как. Я не заорал, потому что орать было бесполезно. Я взялся за ручку сковороды, в которой шипело и скворчало, и спросил его: "Не хотите картошечки?.."

И он вдруг повернулся, вышел на балкон и исчез, так и не сказав ни слова. Конечно же, я за ним не побежал. Я так напугался, что не заметил, что взялся за сковородку голой рукой, и вся ладонь моя покраснела и распухла от ожога. Было ужасно больно, но это спасло меня от истерики.

Я никому не стал про это рассказывать. Зачем?

А они потом приходили и приходили, через балкон, через дверь, через чердак, через веранду...

И всякий раз, видя их, я превращался в двенадцатилетнего мальчика, испуганно хватающегося голой рукой за сковородку...

Иногда в такие моменты рядом со мной находились любимые женщины. Они смотрели на меня и не понимали, куда вдруг подевался здоровенный взрослый мужик, поднимающий за бампер машину "Запорожец", и откуда взялся растерянный пацан с сумасшедшими глазами.

И они говорили себе: э, подруга, похоже, не туда тебя занесло, не туда...

И уходили от меня к настоящим, без заморочек, самцам.

А я оставался лицом к лицу с...

С кем?

Не знаю.

Не понимаю.

И убейте меня, если я когда-нибудь понимал, что им от меня нужно...

Но сейчас, сейчас, кажется, что-то начинает проясняться. Меня вдруг посетило чувство, что я на волосок от разгадки всего этого дюдика, дурного и нелепого.

- Знаешь, пИсатель, что тебя погубит? - спросила гостья.

- Как писАтеля? - робко спросил я.

Она расхохоталась громко и свирепо.

- Как пИсателя!!! Как раз как пИсателя!

- Не знаю, - я постарался быть спокойным и простодушным. - И что же?

- Старость. И попробуй скажи, что это для тебя не самое страшное.

А ведь она не права.

Я притворился, будто пытаюсь осмыслить услышанное, а в голове стучало все громче: она не права! она не права!!!

Вот дура-то!

Торжествующая её усмешка, наглый жест, каким она вынула предпоследнюю сигарету из моей пачки, самоуверенная поза: идеальной формы круглый зад посреди моих бумаг, рассыпанных по столу... Химера это все! Да, они, то ли слуги, то ли хозяева своего Времени, то ли носители... они, конечно, соответствуют ему лучше всех, да и черт с ними со всеми! Я не спорю, да и черт с ними. Пускай соответствуют. А что, разве я не могу создать свое Время, в которое впишусь лучше всех их?

И тут я все понял.

Могу. Этого они и боятся. Конкуренции с моей стороны они боятся. Потому и таскаются ко мне.

Впрочем, не слишком ли я заношусь?

Не слишком ли я возомнил о себе?

Составить конкуренцию - им?.. Жалкий писателишка, из плоти и крови, без денег, без власти, без квартиры...

Неужели?..

Нет, это невозможно. И они не должны ко мне таскаться.

Они не должны меня замечать. Я для них никакой опасности не представляю. Им не должно быть до меня никакого дела.

Но тут я подумал: а какое до меня дело моей соседке по коммуналке, которая портит мне кровь и отказывается разъезжаться из квартиры?.. Она, да муж ее, милиционер, - они настолько чернушно на меня действуют, что я с ними через стенку и жить не могу - все снимаю за бешеные деньги какие-то левые гоп-хаты...

Какое до меня дело, скажем, необольшевикам, которые маршируют по Октябрьской площади вокруг каменного своего мудозвона и хотят опять поставить меня раком, а вместе со мной - и всю страну...

Почему-то всем есть до меня дело...

Но эти бесы времени - они не всесильны.

И вот почему не всесильны: потому что эта профура, что сидит на моем столе, не права. Значит, они - не Боги. Заурядные бесы, котрым имя - легион.

Умереть от старости для меня не самое страшное.

Это для меня нормально.

А с чего она вообще об этом заговорила?

Я знаю, с чего.

Много лет назад, когда жиденькие усишки казались мне вернейшим признаком мужественности, а умение бить по морде кулаком казалось мне признаком силы, а девицы мои одноклассницы и прочие женщины казались мне инструментом для опорожнения семенных пузырьков, и не чем-то большим, тогда - да, тогда это было для меня актуально, тогда я боялся умереть от старости, знать не зная, что такое смерть и что такое старость, и когда меня спросили, когда и как я хотел бы умереть, я ответил, что хотел бы умереть лет в сорок, в экспедиции, скажем, на Венере, мне сказали, хорошее женское имя, Венера, я захохотал нарочито грубым хохотом - прелюдия мужчины...

И стихи, которые я тогда сочинял, были исполнены мужественности и романтического желания помереть в юных летах...

А теперь мне все равно.

- Дружок!

- Ну?

- Мы ведь не оставим тебя в покое.

Я уже и сам это понял.

Да только если они хотят вогнать меня в безнадежную тоску - им это не удалось и не удастся. Они сделали неверный шаг, допустили промашку. Глупее не придумаешь, чем рыться в сопливой юности человека и предъявлять ему потом давно истлевшее в качестве доказательства его никчемности и бессилия перед бытием.

А в таком случае, может быть, у меня есть шанс. Есть шанс успеть дописать все это и смыться от них в очередной раз. Есть шанс выстроить себе собственное Время и быть в нем хозяином.

Но пока я не допишу - я уязвим.

Они ведь мне не нужны. Мне с ихним пустым, бестолковым и злобным Временем не по пути. Тоже мне, Время, носители и выразители которого - проблядушка с педерастом!.. А, ладно!.. От этой кругложопой дуры я сейчас отболтаюсь, а там - пусть они считают, что я у них в руках! - там я их надую, клянусь! Они сами дали мне этот шанс. Я с ними сейчас поиграюсь.

- Я уже и сам это понял. Не понял только одного: конкретно-то, конкретно - что вам от меня нужно? что от меня требуется? Сочинить хэппи-энд вместо хиппи-энда? Осудить нудизм? Убрать матюки? Или, наоборот, прибавить? Или вообще сжечь рукопись к чертовой матери?

Она посмотрела на меня с сожалением. Ну, тем самым коровьим взглядом, каким всегда смотрят на нас, вечных мальчиков, нереализованные глупые женщины, играющие свою вечную роль матери-обольстительницы.

- Ты все-таки недалек, - вздохнула она. - Какое дело... как там у тебя было?.. какое дело пуле из свинца... в какой висок она ударит.. ударит... мертвеца?.. или беглеца?.. или подлеца?..

Ну вот. Я чего-то подобного и ожидал. И воскликнул с притворным отчаянием:

- Ну зачем же?! зачем же копаться в юношеском?! Это все равно что простыни, давно истлевшие, извлечь из небытия и рассматривать на свет...

- Мне жаль тебя, - сказала эта дура с глубоким удовлетворением. - Мне больше нечего тебе сказать.

Ха!

Вот бестрепетновский однокурсник. Ни любить, ни жаловать не прошу. Фамилии я его не знаю, а кличка его - Бизон.

Кличка такая дана ему вовсе не в насмешку. Зачем насмехаться над человеком!

Его прозвали так единственно ради несоответствия. Всему и во всем. Он был натуральный Бес Несоответствия.

Например, он всю жизнь отличался полнейшим отсутствием чувства ритма, а также какого-либо музыкального слуха. И всю жизнь его снедала неуемная страсть долбить на барабанах в любой первой попавшейся рок-группе. Это "Кузнечика" от "Чижика-пыжика"-то не умея на слух отличить!

А - должность комсорга группы, подходившая ему, как свинье магнитофон!

Или эта внезапная женитьба под занавес пятого курса на тихой провинциальной девочке, которую он потом бросил еще до рождения ребенка, никогда больше ею не интересовавшись!

И вообще - он до сих пор не знает, что такое закон Ома, хоть и умудрился вместе с Бестрепетновым закончить МВТУ!..

Тощее чахлое тело, как бы защищаясь от чего-то, выставило впереди себя раздувшееся брюхо, а морда и башка заросли буйным несвежим волосом... Бизон теперь заделался в хиппари, и крест на впалой груди соответствовал его харе еще меньше, чем даже бывшая должность комсомольского вожака.

С ним ползали по Пляжу еще два засранца, таких же хайрастых, и две девицы: одна - круглая, вторая - стройная.

- Ну, садись, Бизон, - сказал Бестрепетнов безо всякого удовольствия и подвинулся. - Познакомься с Леной.

- А я, стало быть, Бизон, - самодовольно познакомился Бизон.

- Я вижу, - приветливо отозвалась Лена.

- И какими же судьбами? - поинтересовался Бестрепетнов.

Бизон облизнулся и заговорил, обращаясь больше к Лене, чем к старому институтскому товарищу. Товарищ, и без того не радостный, посуровел еще более.

- Да вот... ползаем по всему Крымскому перешейку... Нигде ж толком не отдохнешь, всюду пипл на наших герлов западет. Того и гляди, их - похитят, а нам такую головную боль устроят, что ну его... пардон. Только здесь душа и отдыхает.

- А живете где? - спросила Лена.

Она-то чего встревает, подумал Бестрепетнов с раздражением. Это же не сайгоновские вдохновенные бэгисты, с которыми она плавает в одном астральном пространстве. Разве не видно? Это же примитивы, московские хиппующие мажоры, скучные, жирные и ленивые...

- А здесь и живем, - ответил Бизон и высморкался на весь Пляж.

- Может, вы голодные? - спросила Лена.

- Во лафовая телка, головная боль! - захохотал Бизон. - Во врубается! Вовик, жена? Нет? Правильно. Если есть чего хавать - давай.

Лена достала из пакета персики, груши и два крымских пирожка, один из которых Бизон тут же сожрал, а остальным отправился поделиться с корешами.

- Надо же, - сказал ему вслед Бестрепетнов. - Не меняет время Бизона. Какой был противный, такой и остался. Даже еще противнее. Только ориентацию поменял. Раньше он был, по-моему, панк. Теперь - хиппи. В следующем году заделается голубым... Однако, с тобой бы ему следовало быть поуважительней.

- Это ничего, - сказала Лена. - Имидж у него такой. Крутой андеграунд изображает. Неофит.

- А ты чего? французиш изучаешь? - подошел к ним нажравшийся Бизон. - В Париж, что ли намылился? Чувствую, насовсем, головная боль. Лабаешь уже? Слабай что-нибудь.

- Вене ву дан ун пляс, - сказал Бестрепетнов, не расчитывая, что Бизон что-нибудь поймет и добавил: - Силь ву пле.

- Ух ты! - жизнерадостно воскликнул Бизон, поднял с песка манюэль и принялся рассматривать в нем картинки.

- Вы приходите к нам вечером, - вдруг сказала Лена. - Все впятером. Я вас накормлю.

Бестрепетнов отвернулся и уставился на Камень, на котором, как всегда, толкалась куча народу, и кое-кто даже нырял.

стр. 1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  ...  12  13  14  15