Соратники говорили мне: “Не вешай роман на сайт, сопрут”. Я терпел-терпел, а потом решил, как в том анекдоте: “Давай снимем, пускай ее рожает…”

Потому что недаром граф Толстой или кто там говаривал, что неизданный роман – как нерожденное дитя: гниет в утробе и не дает другим вылазить на свет божий. А издать сие произведение нормальным путем я уже отчаялся.

Хотя начиналось все тип-топ: в первом же издательстве его взяли и довели практически до типографии, вбухав, кстати, кучу бабок в редактуру, корректуру, макет и пр. Потом вдруг все застопорилось, а еще чуть погодя и само издательство накрылось медным тазом.

В следующем издательстве было взяли, но тут у них хозяин погиб, и им сделалось не до новых проектов.

В … сказали, что слишком смешно. Им бы покровавее чего. В … сказали, что, дескать, “грязно”. Хотя на общем фоне я вообще как ромашка. А одна из любимых девушек и вовсе отнесла роман по жанру к “порнополитической литературе”.

Мама родила меня с лицом, вызывающим у людей доверие.

Не знаю, почему принято говорить “плакаться в жилетку”. Большинство моих клиентов навряд ли и вовсе знают, что это за предмет туалета такой – жилетка. Да и сам туалет в их представлении – не совокупность разноцветной мануфактуры, а неаппетитное сооружение, которое они весь первый год военной службы без продыху пидарасили зубными щетками.

Так что плачутся они мне не в жилетку, а суконное плечо шинели, или ватное плечо бушлата, на худой конец, в полосатую тельняшку, и происходит это так.

Он завернул себя, как в вату, в никому не нужную любимую работу и просидел так, не дергаясь, четыре года. Когда наступил месяц май, его одолело чувство, что его в этой жизни бессовестно надувают. Он набрал полную грудь кислороду, встал и огляделся вокруг.

И увидел, что на дворе — весна, и не двор это, а какая-то дача, полухозяин которой зазвал туда целую веселую компанию с тайным заданием от тещи: подпоив гостей, заставить их вскопать на даче огород.