стр. 1  2  3  4  5  ...  7  8  9  10  11  12  13  14  15

...Знаю я, на кого сейчас похож со стороны, тайком иронизировал над собою Бестрепетнов. На вошь на аркане, вот на кого. Блоха ты... с бантиком, говорил он себе, хотя никакого бантика, тем более никакого аркана не было ни на шее его, ни где еще.

Ну что в этом может быть страшного, уговаривал он себя.

Ведь ничего! Ну, некоторая неординарность... Все равно что встретить, например, на Ярославском вокзале мужика в котелке и манишке. Что я, человека в котелке и манишке не видел?

Не видел, признался он себе. Но мог бы видеть. Только, конечно, никак не на Ярославском вокзале.

Да вообще сказать, наставив палец: много ли видел ты, Бестрепетнов в своей жизни голых женщин? Немного. Просто совсем почти и не видел. В кино, главным образом. А в жизни - все было как-то фрагментарно. С Танькой... ай, ладно: оставим в этот раз Таньку. Вызовем на миг из глубин памяти Эллу Васильевну, секретаря парткома. Как-то, когда они в очередной раз разбежались с Танькой в разные стороны, Бестрепетнов имел с Эллой Васильевной и её двухкомнатной квартирой на улице Удальцова кратковременный роман кролика с удавом... Так вот, эта самая Элла Васильевна как выпьет первую рюмку оргазма - так и давай танцевать нагишом в лунном свете, тряся боками... Боже, какое зрелище!.. Нет, давайте, как вызвали, так и запрячем это воспоминание в глубины памяти, да на самое дно...

Может, все-таки врал Эдуард? Как это было недавно в новостях: приехал, сказали, в Батуми кордебалет из Парижа. Вмиг пол-Грузии туда ринулось, пришлось аджарским властям русский спецназ вызывать на подмогу... Где же здесь пол-Грузии? Что-то не видно ни одного представителя.

Он ловил на себе взгляд своей Солнечной и улыбался ей в ответ какою-то вымученною улыбкой, и все прыгал и прыгал с камня на камень, с каждым прыжком становясь на один прыжок ближе к месту, которого просто не должно существовать на свете.

Еще и Пляж не начался, а уже встретился им расположившийся прямо посреди камней Первый Голый Человек.

ПГЧ лежал, спрятав лицо под небольшой тентик, но только лицо, и лежал как ни в чем не бывало.

Бестрепетнов усслышал, как сердце в его груди прыгнуло и остановилось. Коленки ослабли, в паху появилась какая-то успокоенность плюс опустошенность. Ко всем этим выкрутасам примешивалось странное чувство крушения неких идеалов, даже непонятно, каких.

ПГЧ заворочался и повернулся задницей кверху.

- Здесь мы остановимся. Здесь, ближе к воде. Слышишь? Не слышишь ничего?

- Почему же не слышу. Слышу. Здесь так здесь. Может, подальше пройдем?

- Подальше? А чем здесь нехорошо?

- Так... Может, там вода чище?

- С чего ей там чище быть?

- Не знаю.

- Все ясно с тобой, Бестрепетнов.

- Ну уж и ясно. Ничего не ясно.

- Раздевайся, совок!

- Прямо и совок... Тоже совка нашла...

- Раздевайся, совок!

Бестрепетнов послушался и с какой-то отчаянной удалью дернул себя за плавки, но плавки зацепились за ослабшие колени, и, запутавшись в этих чертовых плавках, он с размаху сел на полотенце, с которого больше и не встал.

Н-да...

Вот ведь сколько природа не выпендривалась, а так и не придумала ничего лучше теплого моря и жарких его берегов.

Примчаться на пляж! рухнуть в песчаные перины! и лежать, раскинув руки и ноги, лежать, пока не начнет казаться, что грудь твою заковали в раскаленный обруч, а на лицо взяли и положили горячий, только со сковородки, масляный блин...

- и тогда -

со стоном оторвав изнемогшее тело

ринуться в бесконечную синь! ворваться в прибой!

чтобы все внутри сжалось, почувствовав сумасшедший холод!

захлебнуться соленою водою! и плыть, плыть, размахивая руки, далеко, туда, откуда берег вытянется в нитку, и станут видны вторые и третьи горы, и не останется в целом мире ничего, кроме беспредельного моря да синего неба над головой...

Но все это сегодня не для Бестрепетнова.

Сегодня мир принадлежит не ему.

Он весь день лежит на своем полотенце, преимущественно, спиною вверх. Даже не преимущественно, а вот весь день так и лежит. Сказать, почему? По целому ряду причин.

Например, потому, что совсем невдалеке от него лежат на своих полотенцах сразу две дамы.

И то сказать - часа только через три он осмелел настолько, что стал понемногу поднимать глаза от песчаного пространства у себя под носом, и обнаружил, что их двое, и что они - дамы... Время шло, и он уже научился задерживать свой взгляд на этих дамах, и даже переводить его дальше, за них. И оказалось, что там, дальше - тоже были какие-то дамы...

Наконец, Лена сказала:

- Ну что это такое? Что ты все смотришь туда? Мне даже обидно. Что в них необычного?

- Ну... что необычного? - пробормотал Бестрепетнов, поспешно формулируя ответ.

- Да.

- Есть в них необычного.

- Ну что? что?

- Во-первых, то, что они вот... лежат.

- А во-вторых?

- А во-вторых, то, что им нет никакого дела до того, вижу я их или нет...

Лена подумала и сказала:

- Бестрепетнов и его роль в русской революции. Это серьезно. Смотри.

Солнечная лежит рядом, вся золотистая и совершенно спокойная, красивая такой совершенной красотой, что кажется не просто обнаженной женщиной, а материальным воплощением самой идеи всего этого нудизма, полной владычицей этих мест, а остальные вокруг только кривляются, стараясь быть похожей на свою госпожу.

Хотя - о, свинячье любопытство! - на остальных смотреть Бестрепетнову гораздо интересней, любопытней и просто глаз не оторвать. Ну просто раб, неблагодарный раб, приближенный на время к своей хозяйке, со сладострастной мордой принюхивающийся к запаху помоев с заднего двора, вдруг сказала ему его совесть. Нет, возразил он, я же смотрю по сторонам не ради удовольствия, а ради скорейшей адаптации в непривычных обстоятельствах. Не пьем а лечимся, саркастически усмехается совесть. Будем бесстрастны, как индейцы, как Феликс Дзержинский - чистые руки трезвый голова. Забубеним... Ну ладно, ладно, говорит Бестрепетнов. Не буду глазеть по сторонам. Буду глазеть на любимую женщину.

У нее в руках - книжка. Название книжки, как, вероятно, и сама книжка, написаны по-французски. На обложке - девица в одних чулках и мужчина с пистолетом. Девица явно загорелая, а белых полосок от всяких бретелек не видно, значит, она - тоже с нудистского пляжа. Про мужчину ничего такого сказать нельзя: в костюме, подлец. Хотя, имея в руке такой устрашающий пистолет, можно и раздеться, пожалуй, можно даже и чулки надеть как у девицы: никто слова не скажет.

- О чем книжка? - интересуется Бестрепетнов.

- Дюдик, - коротко отвечает Лена и переворачивает страницу.

Вот это самое странное: то, что она все-таки переворачивает страницы время от времени. Стало быть, читает. Если б у него была книжка, он бы страницы переворачивал только для виду. Хотя... ей-то на что здесь смотреть? Бестрепетнов приподнимается на локте и обводит пляж мутным глазом: есть ей тут на что смотреть или нет? Совесть глухо ворчит, но сразу затихает. Увы, смотреть есть на что.

Они весь день почти не разговаривают друг с другом.

Жарко.

Примерно раз в час мимо них проходит паренек в лёгоньких очёчках. Загар его столь равномерен, что видно сразу: это - Завсегдатай. И вообще Главный Человек - так строго из-под своих очёчков посматривает он на присутствующих. Строго, как какой-нибудь антиполковник в отставке... как какой-нибудь блюститель антинравственности... нет, не выудить из расплавленных мозгов ему гражданского согласия... то есть, аналога...

Всякий раз, когда он проходит мимо, Бестрепетнов ощущает лёгкий укол ревности и зависти. Сам же невольно весь подтягивается, как новобранец на плацу под строгим взглядом старшины. Так что он, этот парень - не антиполковник, а антистаршина...

Антисептик, в общем, ругается Бестрепетнов, досадуя на себя за эту дурацкую робость.

Но тут же совесть, или не совесть, но кто-то другой такой же умный и ехидный внутри него говорит ему: тогда сам встань и пройдись с таким же независимым видом. А ну!

Бестрепетнов ничего на это не может толком возразить и смиренно устремляет свой взор в опостылевший спасательный песок.

Примерно на шестом часу этой сладкой и горячей пытки Лена сказала ему:

- Малыш, тебе не кажется, что ты уже некоторыми местами дымишься?

- Признаться, кажется... - прокряхтел он в ответ.

- Так что? может, хватит тебе лежать так?

- А что делать?

- Как что? Поднимайся и иди поныряй вон с того камня. Смотри, какая там ныряет роскошная женщина. Иди, Бестрепетнов. Докажи, что ты мужчина.

- Я как раз это и боюсь доказать. Причем сразу всему пляжу доказать. Давай я лучше потом это тебе одной докажу...

- Иди, бесстыдник. Встань и иди. Талифа куми.

- Это по-французски?

- Ага. По-нашему, по-бразильски...

Бестрепетнов отдирает себя от полотенца и бредет к камню, стараясь не смотреть по сторонам. С камня и впрямь ныряет Роскошная Женщина, окруженная сразу пятью мужчинами, мускулистыми, как зверь кабан. Бестрепетнов - тоже парень не слабый, но до них ему далеко. Он идет и идет. Обуглившаяся кожа на заднице ритмичным скрипом отзывается на каждый шаг. Смятенному сердцу хочется вражеского танка и гранаты в пустую горячую руку. Настрой души - самый подходящий для героического подвига или хотя бы стремительного отступления. Но никаких вражеских танков рядом нет, и тем более нет гранаты, и уважительных оснований повернуть назад тоже пока нет, и Бестрепетнов шагает по раскаленному песку, как первый астронавт по лунной поверхности, и организм его застыл в горестном изумлении.

Э.. а Пляж-то!.. Пляж-то ведь не преминет заметить, как Бестрепетнов сейчас полезет на камень! Пляж-то ведь сразу и решит, что он к этим пяти, что вьются вокруг РЖ, собирается приделаться шестым. И ладно Пляж - Бестрепетнов окинул взглядом Пляж и тут же отвернулся. Ладно Пляж, но ведь и эти пятеро подумают про него то же самое...

стр. 1  2  3  4  5  ...  7  8  9  10  11  12  13  14  15